[Рыжее беспокойство]

я смотрю в окно на девчонку в красной куртке,
она достаёт из кармана кусок мела
подходит к стене и начинает медленно выводить на ней
огромные буквы

«В»
«С»
«Ё»

«З»
«А»
«Е»
«Б»

девчонка отбрасывает мел и начинает плакать,
размазывая по щекам предательские слёзы

эй малышка,
тебе осталось всего три буквы.
подними мел и назло всем
допиши их..
всего три буквы
пусть бессмертные вороны, догладывающие дохлую крысу,
поперхнутся от удивления когда увидят
«И-С-Ь»
да ещё с восклицательным знаком

допиши!
и я придумаю,
специально для тебя
сто слов на
«Ь»
(с)

---

Flashback

[Рыжее беспокойство]

«И когда вдруг ему казалось, что ей стало больше лет,
Что она вдруг неразговорчива за обедом,
Он умел сгрести ее всю в охапку и пожалеть,
Хоть она никогда не просила его об этом.

Он едет сейчас в такси, ему надо успеть к шести.
Чтобы поймать улыбку ее мадонью,
Он любил ее пальцы своими переплести
И укрыть их другой ладонью.

Он не мог себе объяснить, что его влечет
В этой безлюдной женщине; километром
Раньше она клала ему голову на плечо,
Он не удерживался, торопливо и горячо
Целовал ее в темя.
Волосы пахли ветром».
Вера Полозкова

---

I like

[Рыжее беспокойство]

В семь утра своего дня рождения я мыла пол на кухне и думала о том, что значит "я люблю" применительно к делу, вещи, явлению.

До сих пор внутренним определением для "любви" как "to like" мне виделось примерно следующее: любимое нечто - это то, ради чего ты готов в огонь и в воду, или хотя бы в медные трубы. Если ты любишь дождь

В семь утра своего дня рождения я мыла пол на кухне и думала о том, что значит "я люблю" применительно к делу, вещи, явлению.

До сих пор внутренним определением для "любви" как "to like" мне виделось примерно следующее: любимое нечто - это то, ради чего ты готов в огонь и в воду, или хотя бы в медные трубы. Если ты любишь дождь, то, как только этот дождь начинается, ты должен выскакивать под него, или кутаться в теплую шаль у окна, или там романтически мечтать под его шум - ну, в зависимости от того, с какой именно стороны ты этот дождь любишь. Если не получается выскакивать, кутаться, мечтать - то хотя бы пожалеть об этом, смахнуть слезу и сказать, что в следующий раз обязательно выскочишь или помечтаешь. Если же за окном дождь, а ты целеустремленно солишь в этот момент капусту, читаешь интересную книжку, чинишь стиральную машину, и дождь тебя в данный момент не интересует - да ты не любишь дождь! Как ты вообще можешь говорить, что ты его любишь! Ты должен мечтать, выскакивать, ну хотя бы сожалеть - а ты увлеченно солишь капусту!

И вот так со всем. Ты любишь театр? - значит, ты никогда, ни-ког-да не колеблешься, выбирая между "Сном в летнюю ночь" и обычным сном, которого тебе хронически не хватает круглый год. Если колеблешься - какой ты театрал! Любишь делать уборку? А пааачему у тебя на шкафу пыль веков? Да если бы ты любил уборку, ты бы этот шкаф полировал трижды в день со всем своим удовольствием, обманщик! Ты любишь играть с детьми? Тогда почему твоя обессиленная тушка распростерта на диване, пока бедные дети сами развлекают себя в детской? Ты-должен-всегда...

Постепенно получается, что на самом деле ничего ты не любишь. Потому что всякое свое предпочтение ты хоть однажды да сменял на утренний сон, работу, книжку, прогулку... Если довести определение до абсурда, то получится, что больше всего на свете мы любим дышать, потому что дыхание не променяем ни на что и никогда.

А ведь вернее будет другое определение. Что тебе доставляет удовольствие - то ты и любишь. Ты любишь пить из толстых кружек - но это не значит, что в гостях ты будешь требовать снять тебе со шкафа вон ту, глиняную, вместо фарфорных сервизных. Ты любишь гулять под дождем, но это не значит, что каждый дождь будет для тебя сигналом бежать мокнуть, бросив все дела и обязанности. Да ты, может, мед любишь - но не ешь его ложкой на завтрак, обед и ужин! То, что ты любишь, доставляет тебе удовольствие, но это не значит, что ты обязан устроить себе состояние непрекращающейся эйфории! Ты просто - получаешь - удовольствие тогда, когда можешь и хочешь это сделать. И нет таких удовольствий, которых хотелось бы всегда, неизменно, каждую секунду.

Вот поэтому, когда я проснулась утром раньше всех и вспомнила, что у меня день рождения, в полупроснувшемся сознании мелькнула мысль: сегодня день удовольствий. Что ты любишь, чего хочешь? Яполежала, подумала и пошла мыть пол, поняв, что мне хочется именно этого. И в процессе сформулировала для себя новое определение любви как to like, потому что да, я люблю мыть полы и получать от этого эстетическое, кинестетическое и хозяйственное удовольствие.

Но это не значит, что, если вы заглянете ко мне в гости, у меня всегда будут чистые полы.
(с) autumn_flavour

---

[black wind]

"А представляешь, не знать где просыпаться?
уснул в одной постели, а встал в другой..
вот засыпаешь ты, скажем, на Аляске.
а с утрица тебя встречает Петербург сырой.

уснул ты в 21 веке,укрывшись одеялом с головой,
а просыпаешь ты в чужом столетие
и с ворохом соломы под спиной.
автомобиль не отвезет работать,
и кофе твоя любовь не принесет в постель.
у дома ждет, стуча копытом, лошадь,
на завтрак, в лучшем случае, кисель.

уснешь опять - и снова дома!
родной язык, подушка и окно.
и вновь все близко и знакомо.
а прошлый день похожий на кино.

перемещаться, время презирая.
стрелять в индейцев, а завтра - самурай.
и примет тебя постель любая,
родным покажется далекий край.

а все же хорошо, что здесь, сейчас, на этом свете,
ты полностью уверен где откроешь глаз.
и пусть там лучше на другой планете,
и тут неплохо раз жив и дышишь здесь, сейчас!"

---

[black wind]

"наверное, это слишком смешной прикол:
приехала в зимний город на Новый год,
пила с тобой из чашек кофейных ром,
загадывая, чтоб было - наоборот:

чтобы не я к тебе, чтобы ты ко мне,
не на вокзал, а сразу на простыню,
и елку нарисовать на моей стене,
гитару достать: сыграешь, а я спою.

валяться бы на ковре, сочинять бы бред,
придумывать себе будущее, пока
у нас нет продуктов на самый простой обед,
зато полный шкаф ликеров и коньяка.

наверное, это слишком большая дурь:
ходить с тобой в минус сорок, в колючий снег,
от полночи странной к томительному утру,
когда город пьян, а ты совершенно нет.

в троллейбусе печку отчаянно обнимать,
кричать: я не выйду, поеду в другой конец,
а дома лишь плюс пятнадцать - нырять в кровать,
заклеивать окна, иначе совсем пипец.

я очень люблю твой город, здесь снег так чист,
глубок так, что только шататься, а не бежать.
и падать в него, проваливаться вниз.
и так хорошо, и такая...ну...НАША жизнь...
но в следущий раз ты сам ко мне приезжай."

---

[black wind]

"Год Тигра, лязгая клыками,
Уже готов для встречи с нами!
Игрив, вот, как у кошки, хвост!
Так что же мы — природы детки —
Их ловим и сажаем в клетки?
Ответ, увы, суров и прост:
Средь тех парней и дев отличных
В природе каждый первый — хищник,
Что задирает нас порой.
И в этот год легко и смело
Беритесь за любое дело,
Чтобы в конце сказать: «Герой!»
Любовь, Надежда будут, Вера,
Удачно сложится карьера,
Придут задор, здоровье пусть;
Детей и птиц с руки кормите,
Когтями острыми порвите
Измены боль, разлуки грусть!
Вам к году бы, где «править» будет Кошка,
Добавить счастья в жизнь свою немножко!!!"

---

28

[Рыжее беспокойство]

«Вот он, мой город - вертится по оси, солнце зажато снегом внутри вселенной;
белое марево - сколько его просил - до горизонта видимой Ойкумены.
Таять снежинкой, видеть на шаг вперед, прятать ладони в мнимом тепле карманов,
падать на землю, на серебристый лед, где новый год ваш?
Мне говорят, что рано.

В комнате праздник, а в коридоре - тишь, елка хвоей пахнет так нестерпимо,
в три часа ночи ты почему-то спишь.
Дедушка, слышишь - хочется быть любимой,
чтобы шампанское пачкало потолок в шумной компании, где все друзья и братья,
дедушка, слушаешь?
Хочется новых строк, новую шапку с помпоном, чудес и платьев.
Двадцать восьмое смотрит с календаря, снег заметает все мои злые мысли.
Это не ад - просто конец декабря, и для меня он имеет не много смысла.
Здесь все так зыбко, наледь звонков друзей, где все, кто нужен, словно вода и воздух?
Выбиться в пешки из боевых ферзей.
Видеть, как падают к ночи чужие звезды.
Холод в маршрутках; здравствуйте, по газам; будьте добры, перезвоните позже;
где-то простыла - умница, что сказать.
Минус четыре, и шелушится кожа.

Быть бы канзасской девочкой Элли Смит, верить в зубную фею и, может, Санту,
не понимать подтекста столичных СМИ, жить беззаботно, выучить эсперанто,
топать по желтому, яркому кирпичу, верить, что сказка кончится хэппи-эндом..
Мы не в Канзасе. Я обо всем молчу и заплетаю в косы цветные ленты.

Если все плохо, нужно лишь выпить чай, лечь и поспать.
Лучше - часов двенадцать.
Двадцать восьмое. Холодно. Не скучай. Встретимся в новом.
Точка.
Конец абзаца.»
 Арька

---

[Рыжее беспокойство]

«Агата
Девочки, читающие журналы, будут мечтать пройти по ее следам –
маленькой женщины без улыбки, которая видела все – и теперь ей никто не нужен.
У нее будет черный парик и короткое платье. К семидесяти годам
она сменит шестнадцать профессий, воспитает двух внуков и похоронит мужа.
Она чертовски фотогенична – такая серьезная, злая, спокойная одиночка.
Она будет сниматься в кино, петь рок-н-ролл и чинить машины,
побывает пилотом почтового флаера, фотокорреспондентом в горячей точке,
увидит дно Марианской впадины, поднимется на вершину
Килиманджаро и помашет рукой проплывающим облакам.
И дольше всего проработает подмастерьем у Фанточини,
пока тот не умрет в сто четыре года от второго инфаркта.
У нее будет много имен: Абигайль, Алисия, Алджернон –
и, конечно, Агата.

Семьдесят свечек на кремовом торте Агата задует с первой попытки,
выпьет с гостями, накинет куртку – и уплывет на лодке,
пока не стемнело, не потускнела закатная позолота.
В лодке фонарь, прорезиненный плащ и двадцатилетний коньяк.
У Агаты страшно сквозит меж ребер: внутри у нее маяк,
плачущий днем и ночью на всех частотах.

Агата правит в ущелье, к замшелым и мокрым скалам,
к сырым и темным пещерам, к бездонным страшным провалам
в земле у самого берега.
Агата посмотрит вниз -
и увидит черные воды, уходящие справа налево,
и увидит черные воды, текущие медленно и величаво,
и увидит ладью без паруса,
и узнает, что это Стикс –
безнадежно и просто, как будто в груди кольнуло,
безошибочно, будто бы пальцы легли на струны.

Голос Агаты сольется с подземным гулом,
выйдет из горла толчками, как кровь из раны:
«Воды и ветер, море и небо, все мне свидетели, я готова,
солнце зашло, я стою у края и ожидаю знака».
Тот, кто правит ладьей, никогда не слышал такого зова.
Тот, кто глядит с небес, никогда не знал, что Агата умеет плакать.
«Вы, кто меня оставил, слышите, что стучится в груди моей вместо
сердца? Пусть прощают живых, а я не могу простить.
Ради вас я три года была первой скрипкой в похоронном оркестре.
Вы не можете не придти».

У Агаты привычка - никогда, ничего не делать наполовину,
Агата идет до конца – и, значит, она сильней.
Голос взлетит под холодные своды, и все, кто ее покинул
головы вскинут, протянут руки и направятся к ней.
Вспомнят свои имена – с именами проснуться легче,
поднимут слепые глаза к черному камню низких небес.
Полночь пробьет, и все тени к ней выйдут навстречу,
обретая почти что плоть и почти что вес,
обретая как будто смысл и как будто радость
рядом с ней, заблудившейся девочкой, маленькой и одинокой…
…И у каждой тени на левой щеке будет след от ладони Агаты,
и каждая повернется и подставит правую щеку.

Тот, кто правит ладьей, будет ходить по воде кругами,
делать-то нечего,
будет читать ее жизнь c ладони.
Глупая девочка, будет думать, глупая-глупая девочка,
я вот сижу тут, бессмертней некуда, подливаю масла в фонарь, болтаю ногами
в черной холодной воде, напеваю под нос себе –
и никто обо мне не плачет, и никто обо мне не помнит.

Подойдет к ней, готовой кинуться по следам неживых теней,
накинет куртку на плечи и покажет ей путь на свет:
«Поговорили – и будет; поверь, так пока что лучше».
Протянет руку, погладит золотистый крошечный ключик,
который Агата носит на шее, и скажет:
«Передавай привет.
Как давно мы не виделись с ней…»
_raido

---

[Рыжее беспокойство]

Мама! Нас предали – деда Мороза нет!
Есть бесталанный фигляр, прозябавший в ТЮЗе.
Боже! Кто выдумал этот напрасный бред,
Чтобы лишить нас навечно любых иллюзий?
Да провались они пропадом - этот дед
И притворявшийся им полупьяный лузер!
Мама! Нас предали! Деда Мороза нет.

Мама! Снегурочки – страшные существа.
Так и не понял, зачем они красят губы.
Глупо тревожился, думал, дохнешь едва –
Сразу растают, боясь показаться грубым:
Если душа у них есть – то она черства.
Если души у них нет – то они суккубы.
Мама! Снегурочки – страшные существа.

Мама! Как холодно! Господи Боже мой!
Мерзнут под шубою сельдь, корнеплод - в мундире.
Мама! Мне хуже, чем елке в лесу зимой.
Ей же в лесу веселей, чем в пустой квартире.
Лучше с корнями и пусть не такой прямой,
Чем без корней, хоть и самой нарядной в мире.
Мама! Как холодно! Господи Боже мой!

Мама! Вот кубики. Видишь, их ровно три.
«Вечность» не выйдет и «счастье» никто не сложит.
Буквы негодные, с ними как не хитри,
И академия здесь ничего не сможет.
Как их ни складывай с вечера до зари -
Все почему-то выходит одно и то же.
Мама! Вот кубики. Жаль, что их только три.

Мама! Скажи мне, чем кончится этот блюз?..
Мама...
Мне пора на работу.
В ТЮЗ…

16.12.2009
(с) zrbvjd

---

Вот так мы в последнее время и живём. И я счастлива, потому что...

[Рыжее беспокойство]

...я - принцеса, и меня спасают когда зима.

«Мой приятель (ну, тот, что зимой впадает в отчаянье,
А вообще - промышляет бизнесом незаконным)
Притащил принцессу домой. На "зачем?" - пожимает плечами
И твердит, что намерен спасать ее от дракона.

Никакого дракона, конечно, в квартире не наблюдается,
И не только в квартире. Нормальный российский город,
И нормальный домашний быт. Ну, медведи там мягкие, зайцы,
Телевизор, компьютер, немытой посуды горы.

Принцесса, разумеется, не красавица; но ничего так.
И, опять же, коса густая. И голос уху приятен.
Где работает, я не знаю. Но только приходит с работы
Минут на пятнадцать раньше, чем мой приятель.

... А он потом мечется по квартире, принцессе ставит попсу,
Готовит ужин, пока готовит - жует с ножа колбасу,
Сквозь колбасу повторяет: "Я непременно тебя спасу", -
И улыбается так, что веснушки готовы превратиться в мурашки.
Но принцесса, конечно, вида не подает,
Откусывает котлету, аккуратно жует,
Просит добавить ей в кока-колу лед,
Рассказывает анекдоты про Гену и Чебурашку,

Про жену и любовника, про алкоголь и печень.
Он улыбается, подкладывает ей на тарелку лечо,
Спрашивает взглядом: "Тебе не легче?"
Она хочет взвыть. Но делает вид, что легче немножко.
А впрочем, какая разница? Решительно все равно.
Зима, и уже четыре часа, как за окном темно.
Они убирают посуду, смотрят кино,
Потом ложатся. И на одеяло приходит кошка.

Она мурлычет. И кажется, что все уже хорошо.
И принцесса шепчет: "Спасибо. Дракон ушел".

На этом месте приятель ужасно хочет тяпнуть сто грамм,
Но сдерживается. Целует принцессу нежно.
Он знает: дракон возвращается по утрам.
Но в последнее время, слава Богу, все реже.»

(с) laas

---

[black wind]

"читать полупоэтические дневники молодых девушек, у которых, казалось бы, всё ещё впереди, но и позади немало того, что, по идее, должна переживать любая и каждая, дневники, начатые в подростковом возрасте, читать с самой ранней записи до самой последней - будто погружаться в удивительную, урывочную и смазанную, но оттого не менее интересную книгу жизни.
вот перед вами маленькая, взбалмошная, обиженная на весь мир девочка с удивлённой мордочкой и кривыми, резкими стихами. а вот и стихи сглаживаются, и характер, и перед вами симпатичненькая, умненькая, дерзкая девчонка. вот она сходит с ума от одиночества, а вот у неё и любящий мальчик, а вот муки расставания, а вот любимая девочка и какая-то от этого сквозящая гордость.
а вот и на фото уже другая девушка, взрослая, серьёзная. меньше резких постов, меньше ярких переживаний. красивые стихи, сквозь которые сквозит молодой человек, с которым - чувствуется! - всё не навсегда и как-то ненадёжно. и отчаянное желание счастья, отчаянное, но серьёзное. а вот она удивляется, удивляется происходящему, что-то пишет про сумбур мира вокруг неё... и вот перед вами на фото - невеста.
а вот и отголоски быта, отголоски любви, отголоски...
...и осознание того, что у этого дневника, у этой жизни, всё впереди."

---

[Рыжее беспокойство]

Прости меня, брат. Я, наверное, болен
Безмолвием струн и усталостью нервов.
Свеча догорает, в вине привкус соли,
Бокал не пустеет: последний ли, первый...
Не слушая сердце, чей стук все тревожней,
Я снова учусь любоваться рассветом
У неба в плену. Я маляр, не художник,
Но я иногда забываю об этом.

Пойми меня, брат. Я владею собою,
Порой даже лучше, чем мне бы хотелось.
Рискуя рассудком, душой, головою,
Я делаю это до боли умело.
Мой счет перед смертью оплачен. С излишком.
Отсрочка? Кто знает, но вряд ли победа.
Я брежу весной. Как дурак. Как мальчишка.
Но я не встречал еще сладостней бреда.

Не бойся, мой брат, это тоже проходит:
Не время, так что-то другое излечит.
Я вновь буду весел, опасен, свободен,
Небрежно жесток и почти безупречен.
Клинок не предаст, сталь не знает сомнений,
Но кто-то из нас будет сломан однажды...
За окнами пахнет дождем и сиренью.
Сейчас для меня только это и важно.

Ответь же мне, брат...

 *Leana*

---

[black wind]

фр

'Привет, приятель! Боже, как я рад!
Садись сюда скорее, выпьем чаю.
Тебя мне видеть лучше всех наград,
Я редко вообще гостей встречаю.

Ну, как дела? Скорее отвечай,
И душу ожиданьем ты не мучай.
Да, ты всё так же любишь крепкий чай?
И всё-таки... Какой счастливый случай,

Что ты пришёл... Вот, значит, как... И что?
Так ты планируешь теперь идти и дальше?
Ты знаешь, жизнь, по-моему, лото,
А все надежды есть и будут фальшью...

Вот, значит, как... Что? С виду нездоров?
Да нет же, нет, так только показалось,
А впрочем... Может быть, в одном из снов
Однажды часть меня навек осталась.

Я... Хорошо... Я знаю, это бред,
И в жизни никогда так быть не может...
Я город видел. Но на карте нет
Его. И понял, что мой век напрасно прожит.

Ты, может, помнишь этот эпизод,
Когда мы книжки рыжие читали,
Ещё не зная, где нам повезёт,
В Миры другие путь найти мечтали?

Я верил и не верил. Но я ждал.
И часто повторял я вечерами,
Чтоб кто-нибудь меня отсюда взял
И отворил мне Дверь между Мирами.

Платками обвязавшись, как чалмой,
Встречали всех в каком-нибудь трактире.
А Он смеялся, может, над самой
Игрой в свой Мир в другом, нелепом Мире.

Прошли года. Всё стало утихать.
"Чалма", "лоохи" убраны на полку.
И снова можно было нам спокойно спать,
И клеить заново всех ценностей осколки.

Чудак не может в том же ритме жить,
Его лишают права на ошибку.
Гораздо проще обо всё забыть,
Чем биться, словно пойманная рыбка...

И я забыл. Я стал совсем другим.
Жена, работа, появились дети.
И книжки розданы приятелям моим -
Пустая сказка о каком-то чудном свете.

Но так случилось, что в одном из снов
(Полгода как, уже не вспомню дату)
Я вдруг попал в желанный из Миров,
Внеся пятнадцать лет своих как плату.

Стояла осень. Воздух был как мёд.
Мозаикой пестрели мостовые.
Я знал, что этот город меня ждёт,
И наплевать, что я ещё впервые

Брожу по улицам, счастливый и немой,
Забыв свою способность к устной речи.
И было чувство, что вернулся я домой,
И дом нетерпеливо жаждал встречи.

"Тебе здесь нравится?" - услышал за спиной.
Чуть хриплый голос - только обернуться...
О чём-то говорил во сне о мной,
И наяву он предлагал сюда вернуться.

Совсем уж согласился было я,
Но вспомнил... Нет, не то, что это снится.
Я вспомнил вас, любимые друзья,
Жену, детей и все родные лица.

- Я их люблю, вы знаете, люблю!
И сетью Мира своего уже опутан.
Не знаю, правда ль, может, просто сплю,
Но бросить не могу ни на минуту.

Он отвечал с улыбкой: "Выбор твой.
И каждый здесь судьбы своей Вершитель".
А рыжий день шуршал своей листвой,
Как будто умолял, мол, не спешите.

Но поздно... Я уже закрыл глаза,
И очутился здесь, под одеялом...
Не знаю, ещё можно что сказать...
Но с этой ночи часть меня пропала.

И с этой ночи нет покоя мне,
Два Мира рвут и рвут на половины,
И, забываясь в беспокойном сне,
Блужу во тьме с упорностью ослиной,

Ищу тот Мир, пытаюсь разгадать,
Как много он для жизни моей значит.
Но мне, увы, уж есть, чего терять.
Всё сбудется. Но так или иначе?"

---

[black wind]

странное и ломаное. но мне понра)

"легко, говоришь, сдавать и сдаваться заживо?
не знаю, что хуже: ворчать или приукрашивать.
ты слышишь, мы все тут тогда уж совсем пропащие.
(и, вот что сказать хотела: хорош курить!)

твоя боль уложена стопками где-то в ящиках.
послушай, да хватит играться в ненастоящего!
ты выдохни и побудь за впередсмотрящего,
и, может, хоть так ты поймешь, как ты можешь жить.

ты вывихнул время? дешевая заморочка.
давай, перестань в декабре нам ноябрь пророчить!
за собственным счастьем лететь никогда не хочешь.
считаешь, что все, что есть, - это на века?

и хватит с усмешкой страдальца жалеть об утраченном -
на небе никто же не станет с тобой заморачиваться.


поэтому уходи-ка, не оборачиваясь,
и радуйся, что невидим издалека."

---

если уходите

[Рыжее беспокойство]

«Уходить надо тихо-тихо,
Нежно и незаметно.
Без взаимо-ответных,
Без вопяще-уродливых
Выкриков и всхлипываний.
На руках вместо линий –
Рейсы.
Складывайте паспорта в кейсы
И улетайте ночью.
Тормозите поезда большим пальцем,
Цепляйтесь к задним вагонам пароходов.
С билетом или зайцем,
По туннелям переходов.
Не пейте с попутчиками и не оглядывайтесь.
Не думайте вслух и не вглядывайтесь
В циферблат с местным временем.
Если крутит – крутитесь.
Вращает – вращайтесь.
Но главное, раз ушли, то
Больше не возвращайтесь.»
 смотри, как я умею!

---

Думала где поместить. Ты - человек ветра?

[Рыжее беспокойство]

Люди с ветром перемен в голове жестоки, эгоистичны и эгоцентричны. Чаще всего у них есть жёсткие принципы. Которые хранятся на полочке. В баночке. Под тооооолстым слоем пыли.

Люди с ветром перемен в голове застенчивы, нежны и болезненно-восприимчивы. Зачастую эмпаты. Что им действительно хорошо удаётся, так это ловить чужое настроение.

Люди ветра часто и щедро причиняют боль. Часто и щедро они её принимают. Заслуженную или нет. Свою или чужую. Безгранично веря в необъятность сердца.

Люди ветра авантюрны. Есть у них в крови что-то от Снусмумрика и Жихаря.

Люди ветра не суицидники, ибо очень любят жизнь. Но вариант с самоубийством - просто так, патамушта так складётся - всегда висит над головой каждого из них.

Люди ветра не рассчитаны на долгое ровное счастье.

Люди ветра опасны. Примерно так же, как стихийное бедствие. Ибо то, что является нормой для них, в большинстве случаев аморально и ненормально для окружающих. Поэтому их нельзя воспринимать серьёзно.

Люди ветра не живут. Они случаются.

---

[black wind]

"Все как прежде, вот только взгляд немножечко потускнел.
Неприятная мелочь, но ты же ведь знаешь, бывало и хуже.
Наблюдаю, как первый ноябрьский снег растворяется в лужах -
Между мной и тобой жизнь поставила новый пробел.
...
Все как прежде, я так же люблю засыпать на полу,
Ненавижу весну и все так же хочу завести собаку.
Между мной и тобой - целый ряд вопросительных знаков,
Пятый месяц вины, сотни мыслей, не сказанных вслух..
...
Все как прежде, вот только улыбка немного бледней.
Если чуть постараться, то это и вовсе заметно не будет.
Я привыкла теперь к новым радостям и к новым людям.
Между мной и тобой - жизнь. И плюс еще несколько дней."

.. не о тех, кто рядом сейчас. о прошлом.. о том, которое никогда не исчезнет. потому что.
*чувство вины?

---

[Рыжее беспокойство]

ПИСЬМО
Мне жаль, что тебя не застал летний ливень
В июльскую ночь на Балтийском заливе
Не видела ты волшебства этих линий.

Волна, до которой приятно коснуться руками.
Песок, на котором рассыпаны камни.
Пейзаж, не меняющийся здесь веками.

Мне жаль что мы снова не сядем на поезд,
Который пройдёт часовой этот пояс
По стрелке, которую тянет на полюс.

Что не отразит в том купе вечеринку
Окно, где всё время меняют картинку
И мы не проснёмся наутро в обнимку.

Поздно ночью через все запятые дошёл наконец до точки.
Адрес, почта, не волнуйся я не посвящу тебе больше не строчки.
Тихо, звуки по ночам до меня долетают редко.
Пляшут буквы, я пишу и не жду никогда ответа.

Мысли-рифмы, свет остался, остался звук, остальное стёрлось.
Гаснут цифры, я звонил чтобы просто услышать голос.
Всадник замер, замер всадник реке стало тесно в русле.
Кромки-грани, я люблю не нуждаясь в ответном чувстве.
(с) Александр Васильев, Сплин.

---

vero4ka про этих мальчиков

[Рыжее беспокойство]

«Куда, интересно, потом из них деваются эти мальчишки, от которых у нас не было никакого противоядия в двенадцать лет - один раз увидеть у друзей на vhs и пропасть навсегда; темные брови, щекотные загривки, нежные шеи, узкие молочные спины в родинках; повадка целоваться, подаваясь вперед всем телом, торопливо и жадно; лукавые глаза, сбитые костяшки пальцев, щетина, редкая и нелепая, никакой тебе вожделенной мужественности; зажигалка благодаря заботливым друзьям исторгает пламя высотой в палец, и, закуривая, можно спалить тебе челку; сигарету носят непременно в углу губ и разговаривают, не вынимая ее изо рта; поют дурными голосами по пьяни у тебя под окнами и совершенно неподражаемо, роскошно смеются - запрокидывают головы, показывают ямочки, обнажают влажные зубы; носят вечно съезжающие джинсы, умеют дуться, подбирая обиженные губы и отворачиваясь; просыпаются горячие и мятые, в длинных заспанных отметинах от простыни и подушки; играют в бильярд и покер, цитируют великих, горячатся, гордятся татуировками и умирают не успеваешь заметить когда; в двадцать четыре еще дети, в тридцать - уже крепкие самоуверенные мужики с вертикальной складкой между бровей, жесткий ворс на груди, невесть откуда взявшийся, выпуклые мыщцы, сытый раскатистый хохоток, пристрастие к рубашкам и дорогим ботинкам, ничего и близко похожего на то, за что ты легко могла отдать полжизни и никогда не пожалеть об этом.

Красивые, красивые, и были, и будут, кто спорит; еще и умные к этому времени, и прямые, и забывают привычку так много и страстно врать по любому поводу; взрослые, да, серьезные, и пахнут смертной скукой. Хочется спросить, зачем они съели того мальчика, с кожей прозрачной, как бумага, который вешал себе на стенку журнальный разворот с какой-нибудь невероятной серебристой машиной - ничего не было слаще, чем смотреть на него, сидящего на парапете над рекой, рассказывающего тебе что-то с сигаретой в углу рта, и чтобы солнце золотило ему волосы и ресницы.»

---

[Рыжее беспокойство]

«Хьюстон, у нас проблемы..

Понимаете, Хьюстон,
здесь, где нет других людей,
социальных взаимодействий и эмоциональных привязанностей,
стерильной суеты супермаркетов,
сотен и тысяч лиц, что окружают тебя повсюду,
здесь остаешься только ты.

Один среди всей этой пусто-ты и темно-ты.

Удвоение одиночества, Хьюстон,
это когда не с кем разделить
и нет возможности поделиться,
потому что есть только ты и этот мир,
не имеющий ничего общего с разумом,
чувствами,
словами.

Медленные танцы галактик,
доверчивая обнаженность лун
и снежное кружево звезд –
все это лишь неловкие эпитеты,
которым никогда не передать Настоящее,
и, понимая это, ты остаешься в полной тишине.

Наедине с красотой.

Отбой, Хьюстон.
Мне кажется, что проблемы – у вас.»