[black wind]

"Помню, время решало задачки за нас обоих,
разводя безуспешно по разным осенним тропам –
мы потом все равно случались в программных сбоях
или факторах, неучтенных по алгоритму.
Рассмотреть всех тянуло причину под микроскопом:
ну не может же дело быть в схожем сердечном ритме,
когда делишь двоих – и случается асинхрон?
Больше некому станет заканчивать предложенья
и вести диалоги – по-своему обо всем:
«Не подарок, ну что ты… только вспомни о нем зимой»,
«Знаешь, минул сентябрь, пусть словесно, но – с днем рожденья».

Удержать бы, скопировать, навсегда унести с собой
не любовь, не привычку – просто общий программный сбой."

(c) Marisa Delore

---

[black wind]

"Осенью ведьмы заманчиво рыжие,
пялят глазищи свои бесстыжие,
карие, синие, светло-зеленые -
осенью ведьмы всегда обновленные,
курят с улыбкою трубки вишневые,
нижут на ниточки бусины новые,
варят глинтвейны и кофе с корицею,
осенью ведьмам ночами не спится.
Кошки мурлычут, тихонечко ластятся,
время течет, понапрасну не тратится,
ведьмы колдуют в преддверии дождичков,
режут коренья серебряным ножичком,
зелья мешают в котлах поварешками,
о чем-то мечтают и смотрят в окошки.
Там, за окошками, в дальних просторах,
видится им то, что сбудется скоро,
видятся тайны, мечты и желания,
ведьмы глядят и творят предсказания.
Хочешь - не верь, но сбывается истинно
то, что рассказано ведьмами искренне,
то, что прочитано между страницами,
то, что вязальными создано спицами...
Ведьмы не плачут и медленно старятся,
просто живут, о себе не печалятся,
падают вниз и взлетают к закатам -
рыжим-бесстыжим, им много ли надо?
Домик в лесу на зеленой опушке,
теплая печка и кошка-подружка,
сотня свечей и столетья терпения,
и древних богов своих благословение..."

(с) Ран Юлита

---

[black wind]

"Странный выдался сентябрь - жары такой,
Да такой необлетевшей, лихой красы.
А у нас в таверне нынче престранный гость -
Золоты глаза, серебряные усы.

Он пришел с рассветом, вовсе не пьет вина;
Только воду: даже странно - в подобный зной.
Подозвал меня: "Мариша, мне надо знать,
Что такое вообще эта ваша ночь?"

Ну а мне-то постояльцы - что дух, что бес,
Навидалась их так много, не сосчитать.
Говорю ему: "За озером - гляньте - лес,
И оттуда надвигается темнота.

Солнце сядет - гляньте - скоро, за тем холмом,
Вот оно все клонит вниз, тяжелей, красней.
Небо станет синим, черным зальет потом,
И луна придет, и звезды придут за ней."

Ухмыляется наш гость, что-то шепчет вслух,
Да язык какой-то странный, не разобрать.
Допивает воду: "Слушай, Мариша, друг,
Что такое вообще этот ваш февраль?"

Говорю ему: "Пусть осень сейчас тепла,
Но дворовые собаки уж чуют снег.
Будет холодно - так холодно, что метла
У стены - примерзнет наглухо к той стене.

Будет падать с неба белым, завесив свет,
И ложиться - так, что людям почти по грудь.
Дню коротким быть, тьме - долгой, сухой - траве,
А деревьям голым тихо сходиться в круг."

Гость молчит. И смотрит так - пробирает дрожь,
Не от страха, а мурашками, будто смех.
"Вот уж странные тут сказки. Все шутишь, брось.
Расскажи тогда уж - что же такое смерть?"

Говорю ему... а, впрочем, не говорю.
Все гляжу на стол, на пятна еды, вина,
Потолок в щербинах, лампу, от лампы крюк,
Будто вижу в первый раз, отойдя от сна.

Странный гость, усы серебряны над губой,
Странна речь, где бесконечны тепло и свет.
И однажды я уйду за своей судьбой
В лес за озером, туда, где встает рассвет...

Как очнулась - никого. Вечереет. Пыль.
И хозяин говорит - нет гостей с утра,
Говорит - иди в подвал, набери крупы,
Говорит - все нынче тихо, как и вчера.

Будет ночь, и будет холод, и будет снег,
Будет путь, костер горящий, дорожный знак.
Смерть не верит в смерть; мне кажется - ей видней.
Там, за озером, незримая, спит весна."

(c) wolfox

---

= немного про пафос бытовых обвинений =

[Рыжее беспокойство]

«Тебе нужен максимально сильный финал,
А мне нужно, чтобы все вообще без конца
И чтоб ты без помощи зеркала опознал
В себе-прокуроре себя-истца,

Чтобы перестал себя как свидетеля вызывать,
Чтобы статус доказательств прекратил назначать вещам,
Чтобы мое любимое кресло или незастеленную кровать
Больше скамьей подсудимых не назначал,

Закури, выключи свет, выключатель вон в том углу,
Дождь идет третьи сутки без остановок, и ты иди.
Каждая поставленная точка стекает медленно по стеклу.
Преступленья нету и нету судьи. И быть не может судьи»
laas

---

[black wind]

"Сентябрь пришел как робкий призывник,
день в день начав осенние забавы.
И дождик чистит сточные канавы,
и забивает транспорт часом пик.
Еще настанет откровенья час,
раскрыв объятья пряным бабьим летом,
и также кончится, легко и незаметно,
растаяв облаком прощальных мерзлых фраз.
И снова ветер, листьями шурша,
погонит нас от дома и до до дома.
Потом три месяца рабочей зимней комы.
А может больше, летом не спеша.
Ну а пока сентябрь подошел
и по стеклу стучит полночи в окна.
Коты упрямо в подворотне мокнут
и верят, что все будет хорошо."

(c) chinakot

---

[black wind]

"кому полыни в кофе,
кому корицы,
кому экстрима -
капельку,
на свой вкус.
а мне добавь
шоколад
безумия.
чуть-чуть совсем,
на один укус.

кому дыхание -
как наркотик,
и каждый вздох -
просто к карме
плюс.
а я нашел
шоколад
безумия,
совсем чуть-чуть,
на один укус."

---

право на грусть

[black wind]

"настоящее одиночество узнаешь по его шагам
где в тебе недавно были хохот, вино и гам
остается только шорох, и уж его вот
не пожелаешь ни завистникам, ни врагам
как оно тебя хватает за мятый ворот
словно сонный охранник в баре по четвергам

мы не так представляли это — не холодный пепел, зарево и слюда
не далёкое море, уносящее без следа
наши шутки и песни со скоростью параплана
у моего одиночества мой взгляд, мой наряд и голос — и это уже беда
мы сидим на кухне, оно смеётся — «иди сюда,
у тебя всё равно ни черта на сегодня планов».

я бывалый ниндзя: я умею бежать от него по свету и темноте
не вскрывать шифровки и не прятаться не за тех
не палить свои пароли, менять обличья

оно хмыкает вечером, пока я вожусь в ключах
говорит — «как прошла работа?...не отвечай». "

(C) Джек-с-Фонарём
говорит — «отдыхай, я вот-вот заварило чай,
и постель уже холодная, как обычно.»

---

steampunk-17

[Рыжее беспокойство]

В горячей струе серебристого пара, в янтарных углях, что текут, как смола - гляди-ка, танцует, живет саламандра, все время, пока не остынет зола. Волшебный цветок лепестки распускает, чешуйки карминовым жаром горят, так было веками, так будет веками, к удаче - увидеть ее, говорят. Живет саламандра недолго, неслышно, ее с очага не спасти и не снять. И быть бы рассказу коротким, как вспышка, нелепым рисунком чужого огня...
Но слушай меня.

Он был не героем, а может - героем, по нынешним меркам кто их разберет. Не герцог, не граф, не наследник короны, от блеска брильянтов не ахал народ. Он сел к очагу, обсыхая с тумана, и руку к углям протянул, не боясь. "Со мною пойдем", - предложил саламандре, - "и будем вдвоем, я и ты, ты да я". Но как удержать лепесток огневики? Как жизнь дать для той, что умрет без тепла? Метались по стенам случайные блики, заря занималась, росисто-бела. "Возьми мое сердце", - сказал он беспечно. - "Не все, половину - так будет честней. Ведь нет горячее сердец человечьих, и станешь ты вечно купаться в огне. Я пол-твоего же возьму, осторожно - и что за кинжал меня сможет убить? Расплавится, лишь дотянувшись до кожи; какое им дело до нашей судьбы?" Ушел он с рассветом, спокоен и бледен, с потрепанной сумкой под легким плащом. И быть бы истории странной легендой, каким и вести-то не надобно счет...
Но слушай еще.

Вот Генри - чумазый, угрюмая мина, в одежде, истертой - ну просто беда! Он третий механик летучей машины, он лазит по трубам и узким ходам. Он носит отвертку, как будто бы шпагу, и все шестерни заучил назубок. В субботу с причала отходит "Отвага", и Генри, конечно, уносит с собой. "Отвага" беседует с Генри ночами, и скрип механизмов - как дружеский смех; ничто не случайно, никто не случаен, и то, что случилось - случилось для всех. А есть еще Чарли, и Мона, и Виктор, пилот, навигатор, толстяк-капитан. Легко удержать лепесток огневики - легко, если верные знаешь места. У каждого в сердце, кто пару послушен, кто трогал руками шальной небосвод, живет саламандра - послушай, послушай - иная, стальная, но все же живет. Живет часть того, с кем сроднился и слился, полсердца? - полсердца! - не жалко, бери! Вот жизнь начинается, длится и длится, и огненным жаром исходит внутри. Ты стал его частью, он стал твоей правдой, вы рядом - и вместе взлетаете вы. Бессмертное, вечное, яркое право живых и стальных... нет, живых и живых. Танцуй, саламандра, взмывая все выше, сталь, воздух, и пламя, и солнца лучи.

Что скажешь? История странная вышла?
Пощупай-ка сердце.
Ты слышишь?
Стучит.
(с) wolfox

---

[black wind]

"Растворяется лето в туманах и стылых дождях.
Краснобокие яблоки стелят на даче дорожку.
По утрам холодает, но как-то пока понарошку.
И еще не скребется мышиный устойчивый страх.
Вечерами закатными памяти метки ищу
В переулках и улицах, ставших надменно чужими.
А потом, забываясь, шепчу в дремоте твое имя.
И свое одиночество только себе не прощу.
Август - время свиданий и частых нечаянных встреч.
Мимоходом увиделись, также на годы расстались.
Не запомнив, не вникнув и даже ничем не печалясь.
Мы пока не готовы короткую радость беречь."

(c) chinakot

---

Что-то меня на Веру снова потянуло.

[Рыжее беспокойство]

А и все тебе пьется-воется, но не плачется, хоть убей. Твои мальчики – божье воинство, а ты выскочка и плебей; там за каждым такая очередь, что стоять тебе до седин, покучнее, сукины дочери, вас полгорода, я один; каждый светлый, красивый, ласковый, каждый носит внутри ледник – неудачники вроде нас с тобой любят пыточки вроде них.

Бог умеет лелеять, пестовать, но с тобой свирепеет весь: на тебе ведь живого места нет, ну откуда такая спесь? Стисни зубы и будь же паинькой, покивай Ему, подыграй, ты же съедена тьмой и паникой, сдайся, сдайся, и будет рай. Сядь на площади в центре города, что ж ты ходишь-то напролом, ты же выпотрошена, вспорота, только нитки и поролон; ну потешь Его, ну пожалуйста, кверху брюхом к Нему всплыви, все равно не дождешься жалости, облегчения и любви.

Ты же слабая, сводит икры ведь, в сердце острое сверлецо; сколько можно терять, проигрывать и пытаться держать лицо.

Как в тюрьме: отпускают влёгкую, если видят, что ты мертва. Но глаза у тебя с издевкою, и поэтому черта с два. В целом, ты уже точно смертница, с решетом-то таким в груди.

Но внутри еще что-то сердится. Значит, все еще впереди.
Вера Полозкова.

---

Состояние тотального одиночества

[Рыжее беспокойство]

«А еще тебе говорят, что ты не один
И таких, как ты, говорят, еще тьма и тьма
И киваешь им, окей, мол, ты убедил
Но один, один, пока не сойдешь с ума
А когда сойдешь, на запасном его пути
Где по пояс ромашка, хмель, резеда, чабрец
Не встречают те, с кем можешь себя сплести
Не встречают те, с кем мог бы себя обресть... »
(c) Аля Кудряшева

---

[black wind]

"пусть с меня начинаются нежность и безмятежность. пусть я буду им алеф, ты же им будешь - бет.
пусть мы станем друг другу так же близки, и между - пусть не будет тревог и смятений, обид и бед,

а впрочем - впрочем, если нельзя иначе, если так мир устроен: немного боли необходимо,
то я согласна - пусть я буду тем, кто сегодня плачет. плачет от неги и счастья - любить любимых,

плачет от нежности - утром смотреть на солнце, как оно всходит над городом каменно-серым,
плачет от страсти - в улыбку, когда смеется, целовать бесконечно. не верь, не веруй -

ладно, допустим, все кончится после смерти - и алфавит откроют другие знаки,
но нега и нежность останутся на конверте, который ты отправлял мне в москву из своей ларнаки,

но солнце и небо останутся над москвою, и будут по-прежнему означать невозможность тлена,
все, что я выбрала в этой жизни, объединяет меня с тобою -

незыблемо,
радостно,
постепенно."

(c) marta_ya

---

[black wind]

"С теми, которые ближе прочих других
Я говорю о героях любимых книг,
Можно еще о деньгах, о поездках в горы.
Очень нейтральные встречи и разговоры.
Нам же не нужно ответов, хватит вопросов,
Чтобы весь этот город взлетел на воздух."

(с) lazuri

---

[black wind]

"Послушай-ка, раз уж мы тысячу лет на "ты",
от самого края - когда мир рождался в муках...
Ты помнишь и острые стрелки на тонких брюках,
и первые пеплом развеянные мосты.
Такие дела... Даже тот мой разбитый нос,
когда я упала - тогда не держали ноги -
пьянили безмерно непройденные дороги,
а пройденных тени скрывались по видом грез.
Ну в общем, ты знаешь, что мой невелик багаж,
и тот мной потерян бог весть за каким порогом.
Короче, ты мог бы спросить у него? У бога,
не знаю, который в ответе за эту блажь.
Спросить у него, ну хотя бы о том, куда
приводят нас ветры, вплетенные в наши косы.
Ведь должен хоть кто-то ответить на те вопросы,
что мне задают полустанки и города.
Что брюки со стрелками! В сладкий ночной эфир
я вновь ухмыляюсь джинсовою рваной раной.
И, ты не поверишь, мне очень тепло и странно,
что ты еще хочешь делить со мной этот мир.
Так ты его спросишь? Ну этого... Мужика,
что вроде бы должен за все отвечать на свете.
Об этом горячем, как угли в ладонях, лете.
О свежей воде в онемевших со сна руках.
Любовь полыхнет теплой звездочкой у ребра -
Ты лучшее, Небо, что было со мною в жизни!
Постой, подожди, пока кровью рассветной брызнет.
Как много в тебе первозданного серебра..."

(c) Kathelin Shatowillar

---

[Рыжее беспокойство]

"Вынь из ладони ногти, ослабь нажим,
встань наконец уверенно
в полный рост.
Ничего-ничего, это просто другой режим;
сердце твоё работает на износ.
Нет, не гадать,
вместе вы или врозь;
выдох и вдох, и тут же идти к нему -
как, разбивая лоб, на нерест идёт лосось,
как идут апостолы - к Самому,
берегом ли, водой, по траве, золе,
как водолаз, не касаясь ногами дна.
Так уходит корабль к иной земле -
даже не зная ещё, какова она,
есть ли - она…
По самой прямой из трасс.
Губ его память - в висках, у корней волос.
Он тебя ждёт.
Никому тебя не отдаст.
Сердце твоё работает
на износ"

(с) kaitana.

---

[Рыжее беспокойство]

Есть один совет, чтобы с болью сладить. Не волшебный, каждый сумеет так. За руками смотришь? Гляди на блюдце, наливное яблочко покати; вот узоры тянутся, вьются, вьются, в тридцать девять царств без одной версты. Тридцать девять царств, тридесятый витязь молча смотрит в темный глухой экран; и царевны-Лебеди карта бита, а Иван... как водится, он дурак. Кто-то, в дождь лицо запрокинув, бродит по пустым дворам, распугав котов. Кто-то тихо плачет, а кто-то вроде зубы стиснул - к бою, ваш-мать, готов. Кто-то спит в обнимку с чужой гитарой, иль играет в покер с самим собой. Во вселенной нашей - огромной, старой - каждый миг свечою мерцает боль. От любви, от памяти, от обиды, от того, что снова не позвонил, слишком мелких искорок не увидеть, и нельзя винить, а кого винить?

Да, я знаю, плохо. Хоть вой, хоть тресни, хоть рычи барбосом в ночную тьму... Дай мне руку, хочешь - мы будем вместе? Протяни ладонь, я ее возьму. А потом - другому тяни, не струхни. Нас так много, искорок в темноте. Кто-то вдалеке включит свет на кухне, кто-то тихо ляжет без слез в постель. Улыбнется Лебедь дурной привычке, да Ивана вроде отпустит чуть. Зажигает небо от спички спичку, люди держат Землю - плечом к плечу.

Тридцать девять царств пробежит дорога, за пустынный край, за зеленый бор. Просто боль, разделенная на многих - это лишь частичка, почти не боль. Это лишь кусочек, витраж узорный, рыцарь с витража, напои коня.

Небо стало серым - а было черным.
Протяни мне руку. Коснись меня.
(с) wolfox

---

[black wind]

"Ты сидишь на выбеленной солнцем террасе
маленькой виллы где-то на побережье сонного моря,
которой владели кто-то из Юлиев и очередной Август.
Теперь здесь никто не живет,
кроме старого геральдического плюща,
едва слышного отзвука бормочущего прибоя,
двух слепых сов, периодической кошки
и, кажется, тебя.
"Мрамор", - иронически произносит серая кошка,
потершись о твою ногу.
Хорошее место для того,
чтобы забывать или вспомнить,
написать книгу, что давно собирался,
или спокойно молчать о чем-нибудь важном...

И только во рту почему-то
привкус медной монеты."

(C) Маленький товарищ Микки-Маузер

---

[Рыжее беспокойство]

«Человек каждый день поднимается, как на бой.
Человек каждый день поднимается, как на сцену.
Человек очень занят –
он между собой
и ещё одним человеком возводит стену.

Выше стены Китайской,
Китайской стены длинней.
Птица не перелетит,
не перелезет ящер.
Ласточкиного гнезда не совьют на ней,
и оставят надежду всяческие входящие.

За кирпичом кирпич, за плитой плита.
Без обеда, без ужина и без чая.
Смотри, человек, - я любил тебя так и так,
я вот так, и так, и так тебя не прощаю.

Хоть бы одна бойница, одно окно,
хоть бы свободный вечер -
майский, ветреный и бесценный...
Человек говорит: мне давно уже всё равно.
Мне не больно.
Мне просто нравится строить стены.

А там, на благословенной твоей стороне,
столько прекрасных мест, -
что же ты тянешь вожжи?

Человек стоит, прислонился щекой к стене.
Человек другой никуда не уходит тоже.»
kaitana

---

[black wind]

"Бросившись в лето, город растаял в ночи,
шумными встречами, лавочками поцелуев.
И загружает приехавших на кольцевую,
и чемоданом по плиткам привычно стучит.
Таешь в сирени и оглушенный стоишь,
через секунду вновь выдыхаешь на трассе.
Целое лето с гарью и солнцем в запасе.
Встретишь любимого, сплетников перекричишь.
Все начинается.
Все предвещает удачу."

(C) chinakot

---

[black wind]

"Дети марта и ноября приходят из разных сказок
Встречаются на границе, думают, что вот тут-то
Начнется великое счастье, и кто-то к кому-то влазит
Сквозь узкую кроличью нору, и ждет невозможного чуда.

И крутятся шестеренки, чай льется рекой и виски,
(Она, правда, любит зеленый, он - черный, но это мелочь.)
Целует ее вместо сахара, они-невозможно близко...
А утром она удивленно любуется своим телом..

Каждая ночь-как праздник, на коже следы как клейма,
В запасе - вечность и замок, висящий над головами...
Мерцают глаза во мраке огнями святого Эльма,
Вздохи и обещанья сплавляются в цельный камень.

<...>
Проходит чуть больше года. День через два они в ссоре,
Тесна стала старая сказка, а новую делать страшно,
А сращивать - не приживется. Он строит не зАмки - заборы,
Она сначала их рушит, потом запирается в башне.

Рисует на каменных стенах леса, маяки и море,
Цветы, которые он все время купить обещался...
Однажды выходит дверь, стоящая в чистом поле,
Уходит в иную сказку Принцесса, не попрощавшись."

(c) Ai Rolary